Неточные совпадения
— Понимаешь — хозяин должен знать хозяйство, а он — невежда, ничего не знает. Закладывали казармы императорских
стрелков, он, конечно, присутствовал. «Удивительное, говорит, дело: кладут в одно
место всякую дрянь, поливают чем-то, и выходит крепко».
Последний воротился тогда в Иркутск сухим путем (и я примкнул к его свите), а пароход и при нем баржу, открытую большую лодку, где находились не умещавшиеся на пароходе люди и провизия, предоставил адмиралу. Предполагалось употребить на это путешествие до Шилки и Аргуни, к
месту слияния их, в местечко Усть-Стрелку, месяца полтора, и провизии взято было на два месяца, а плавание продолжалось около трех месяцев.
В этот день мы прошли мало и рано стали биваком. На первом биваке
места в палатке мы заняли случайно, кто куда попал. Я, Дерсу и маньчжур Чи Ши-у разместились по одну сторону огня, а
стрелки — по другую. Этот порядок соблюдался уже всю дорогу.
В это время Аринин стал поправлять огонь и задел белку. Она упала.
Стрелок поставил ее на прежнее
место, но не так, как раньше, а головой вниз. Солон засуетился и быстро повернул ее головой кверху. При этом он сказал, что жарить белку можно только таким образом, иначе она обидится и охотнику не будет удачи, а рыбу, наоборот, надо ставить к огню всегда головой вниз, а хвостом кверху.
Весь этот день мы простояли на
месте: сушили имущество и отдыхали. Человек скоро забывает невзгоды.
Стрелки стали смеяться и подтрунивать друг над другом.
С 19 по 21 августа мы простояли на
месте.
Стрелки по очереди ходили на охоту, и очень удачно. Они убили козулю и двух кабанов, а Дерсу убил оленя. Из голеней и берцовых костей изюбра он вынул костный жир, подогрел его немного на огне и слил в баночку. Жир этот у туземцев предназначается для смазки ружей. После кипячения он остается жидким и не застывает на морозе.
Действительно, сквозь разорвавшуюся завесу тумана совершенно явственно обозначилось движение облаков. Они быстро бежали к северо-западу. Мы очень скоро вымокли до последней нитки. Теперь нам было все равно. Дождь не мог явиться помехой. Чтобы не обходить утесы, мы спустились в реку и пошли по галечниковой отмели. Все были в бодром настроении духа;
стрелки смеялись и толкали друг друга в воду. Наконец в 3 часа дня мы прошли теснины. Опасные
места остались позади.
С 12 по 16 ноября мы простояли на
месте. За это время
стрелки ходили за брусникой и собирали кедровые орехи. Дерсу выменял у удэгейцев обе сырые кожи на одну сохатиную выделанную. Туземных женщин он заставил накроить унты, а шили их мы сами, каждый по своей ноге.
Я подошел к палатке.
Стрелки давно уже спали. Я посидел немного у огня, затем снял обувь, пробрался на свое
место и тотчас уснул.
Наш трудный путь был кончен. Сюда
стрелки должны были доставить продовольствие, здесь мы могли оставаться на
месте до тех пор, пока окончательно не выздоровеем.
Мул, которого взяли с собой Аринин и Сабитов, оказался с ленцой, вследствие чего
стрелки постоянно от нас отставали. Из-за этого мы с Дерсу должны были часто останавливаться и поджидать их. На одном из привалов мы условились с ними, что в тех
местах, где тропы будут разделяться, мы будем ставить сигналы. Они укажут им направление, которого надо держаться.
Стрелки остались поправлять седловку, а мы пошли дальше.
В 4 часа дня мы стали высматривать
место для бивака. Здесь река делала большой изгиб. Наш берег был пологий, а противоположный — обрывистый. Тут мы и остановились.
Стрелки принялись ставить палатки, а Дерсу взял котелок и пошел за водой. Через минуту он возвратился, крайне недовольный.
По моим расчетам, у нас должно было хватить продовольствия на две трети пути. Поэтому я условился с А. И. Мерзляковым, что он командирует удэгейца Сале с двумя
стрелками к скале Ван-Син-лаза, где они должны будут положить продовольствие на видном
месте. На следующий день, 5 октября, в 2 часа дня с тяжелыми котомками мы выступили в дорогу.
Я, Сунцай и Дерсу шли впереди;
стрелки подвигались медленно. Сзади слышались их голоса. В одном
месте я остановился для того, чтобы осмотреть горные породы, выступающие из-под снега. Через несколько минут, догоняя своих приятелей, я увидел, что они идут нагнувшись и что-то внимательно рассматривают у себя под ногами.
Уже две недели, как мы шли по тайге. По тому, как
стрелки и казаки стремились к жилым
местам, я видел, что они нуждаются в более продолжительном отдыхе, чем обыкновенная ночевка. Поэтому я решил сделать дневку в Лаохозенском стойбище. Узнав об этом,
стрелки в юртах стали соответственно располагаться. Бивачные работы отпадали: не нужно было рубить хвою, таскать дрова и т.д. Они разулись и сразу приступили к варке ужина.
Часов в 8 вечера на западе начала сверкать молния, и послышался отдаленный гром. Небо при этом освещении казалось иллюминованным. Ясно и отчетливо было видно каждое отдельное облачко. Иногда молнии вспыхивали в одном
месте, и мгновенно получались электрические разряды где-нибудь в другой стороне. Потом все опять погружалось в глубокий мрак.
Стрелки начали было ставить палатки и прикрывать брезентами седла, но тревога оказалась напрасной. Гроза прошла стороной. Вечером зарницы долго еще играли на горизонте.
— Пошли вон! — прогоняли
стрелки собак из палатки. Собаки вышли, немного посидели у огня, а затем снова полезли к людям. Леший примостился в ногах у Туртыгина, а Альпа легла на мое
место.
В одном
месте было много плавникового леса, принесенного сюда во время наводнений. На Лефу этим пренебрегать нельзя, иначе рискуешь заночевать без дров. Через несколько минут
стрелки разгружали лодку, а Дерсу раскладывал огонь и ставил палатку.
В этих простых словах было много анимистического, но было много и мысли. Услышав наш разговор, стали просыпаться
стрелки и казаки. Весь день я просидел на
месте.
Стрелки тоже отдыхали и только по временам ходили посмотреть лошадей, чтобы они не ушли далеко от бивака.
Ночью я проснулся и увидел Дерсу, сидящего у костра. Он поправлял огонь. Ветер раздувал пламя во все стороны. Поверх бурки на мне лежало одеяло гольда. Значит, это он прикрыл меня, вот почему я и согрелся.
Стрелки тоже были прикрыты его палаткой. Я предлагал Дерсу лечь на мое
место, но он отказался.
— Ничего, — говорили
стрелки, — как-нибудь переночуем. Нам не год тут стоять. Завтра найдем
место повеселее.
В Москве у матушки был свой крепостной фактотум, крестьянин Силантий
Стрелков, который заведовал всеми ее делами: наблюдал за крестьянами и дворовыми, ходившими по оброку, взыскивал с них дани, ходил по присутственным
местам за справками, вносил деньги в опекунский совет, покупал для деревни провизию и проч.
Все, что я писал о избиении сих последних во время вывода детей, совершается и над травниками; от большей глупости (так нецеремонно и жестко выражаются охотники) или горячности к детям они еще смелее и ближе, с беспрестанным, часто прерывающимся, коротким, звенящим криком или писком, похожим на слоги тень, тень, подлетают к охотнику и погибают все без исключения, потому что во время своего летания около собаки или
стрелка часто останавливаются неподвижно в воздухе, вытянув ноги и трясясь на одном
месте.
Вот наблюдения, сообщенные мне достоверными охотниками: 1) летающие вальдшнепы, всегда самцы (как и мною замечено было), иногда внезапно опускаются на землю, услышав голос самки, которому добычливые
стрелки искусно подражают, и вальдшнепы налетают на них очень близко; 2) если стоящий на тяге охотник, увидя приближающегося вальдшнепа, бросит вверх шапку, фуражку или свернутый комом платок, то вальдшнеп опустится на то
место, где упадет брошенная вещь; 3) там, где вальдшнепы детей не выводят, хотя с весны держатся долго и во множестве, тяги не бывает.
Только в этом случае допустить, что чем больше
стрелков, тем лучше: расставленные по своим
местам, они друг другу не мешают, а помогают, потому что, испуганный выстрелом одного охотника, вальдшнеп налетит на другого, а от другого на третьего и так далее, и кто-нибудь да убьет его.
В это время вальдшнепы очень смирны, сидят крепко, подпускают охотника близко и долго выдерживают стойку собаки: очевидно, что тут бить их весьма нетрудно, особенно потому, что вальдшнепы в мокрую погоду, сами мокрые от дождя, на открытом
месте летают тихо, как вороны: только очень плохой или слишком горячий охотник станет давать в них промахи. подумать, что такая простая, легкая стрельба не доставит удовольствия настоящему, опытному и, разумеется, искусному
стрелку, но такая охота редка, кратковременна, вообще малодобычлива, имеет особенный характер, и притом вальдшнеп такая завидная, дорогая добыча, что никогда не теряет своего высокого достоинства.
Стоит только увидеть селезня или заслышать его призывное, впрочем весьма тихое, покрякиванье, — добыча верная: он непременно подпустит
стрелка в меру или как-нибудь налетит на него, кружась около одного и того же
места.
Когда я вошел на «Интеграл» — все уже были в сборе, все на
местах, все соты гигантского, стеклянного улья были полны. Сквозь стекло палуб — крошечные муравьиные люди внизу — возле телеграфов, динамо, трансформаторов, альтиметров, вентилей,
стрелок, двигателей, помп, труб. В кают-компании — какие-то над таблицами и инструментами — вероятно, командированные Научным Бюро. И возле них — Второй Строитель с двумя своими помощниками.
Теперь самое модное
место — pointe [
стрелка (франц.).] на Елагином; ну, туда и отправимся посмотреть, как будет садиться наше солнце, ибо сегодня оно будет принадлежать нам по праву захвата и труда.
Перед ними открылось обширное поле, усыпанное французскими и нашими
стрелками; густые облака дыма стлались по земле; вдали, на возвышенных
местах, двигались неприятельские колонны. Пули летали по всем направлениям, жужжали, как пчелы, и не прошло полминуты, одна пробила навылет фуражку Рославлева, другая оторвала часть воротника Блесткиной шинели.
Зажав в кулак золотые часы, наследство от отца-генерала, Погодин под фонарем разглядывает
стрелки: всего только семь часов, и
стрелки неподвижны, даже маленькая секундная словно стоит на
месте — заведены ли?
Она крепко сжала мне обе руки, кивнула головой и мелькнула, как
стрелка, в свой переулок. Я долго стоял на
месте, провожая ее глазами.
Когда мы подоспели, Венцель в пятый раз вел остаток своей роты на турок, засыпавших его свинцом. На этот раз
стрелки ворвались в деревню. Немногие из защищавших ее в этом
месте турок успели убежать. Вторая стрелковая рота потеряла в два часа боя пятьдесят два человека из ста с небольшим. Наша рота, мало принимавшая участия в деле, — несколько человек.
Наделавшая шуму речка Причинка была притоком Большого Сулата в том
месте, где он делал широкую петлю на север, а потом круто поворачивал к юго-востоку; на
стрелке, где сливались эти реки, стояла деревушка Причина, куда мы теперь ехали.
Лещ. Ведь кто-то стрелял же! А все эти
стрелки — друзья между собой. Вообще, я нахожу этот разговор излишним. Главное же, если вы хотите не упустить момент, — достаньте денег. Предупреждаю, что Ковалёв тоже точит зубы на это
место.
Зрячую, духовную часть человека называют совестью. Эта духовная часть человека, совесть, действует так же, как
стрелка компаса.
Стрелка компаса двигается с
места только тогда, когда тот, кто несет ее, сходит с того пути, который она показывает. То же и с совестью: она молчит, пока человек делает то, что должно. Но стоит человеку сойти с настоящего пути, и совесть показывает человеку, куда и насколько он сбился.
Теперь долина круто повернула на юг, по сторонам стали появляться явственно выраженные древние речные террасы с основанием из глинисто-кремнистых сланцев. Заболоченные хвойные леса остались сзади, и на сцену вновь выступила лиственица. Кое-где виднелись следы, оставленные старыми пожарами. На
местах выгоревших хвойных деревьев выросли березняки. Всюду встречались следы сохатых, но самих животных не было видно: их спугнули
стрелки и казаки, идущие впереди с обозом.
На вопросы, не пора ли в путь, они отрицательно качали головами. Я уже хотел было готовиться ко второй ночевке, как вдруг оба ороча сорвались с
места и побежали к лодкам. Они велели
стрелкам спускать их на воду и торопили скорее садиться. Такой переход от мысли к делу весьма обычен у орочей: то они откладывают работу на неопределенный срок, то начинают беспричинно торопиться.
На берегу рос старый тополь. Я оголил его от коры и на самом видном
месте ножом вырезал
стрелку, указывающую на дупло, а в дупло вложил записную книжку, в которую вписал все наши имена, фамилии и адреса.
Михаил Андреевич взглянул на висевшие на стене часы:
стрелка как раз стояла на роковом
месте: было шесть часов и несколько минут.
Стрелки выстроились. На балконе того дома, где жил попечитель, показалась рослая и плотная фигура генерала. Начались переговоры. Толпа все прибывала, но полиция еще бездействовала и солдаты стояли все в той же позиции. Вожаки студентов волновались, что-то кричали толпе товарищей, перебегали с
места на
место. Они добились того, что генерал Филипсон согласился отправиться в университет, и процессия двинулась опять тем же путем по Владимирской и Невскому.
У самого взморья, на
Стрелке, как называют это
место петербуржцы, мы выходим из саней, чтобы отогреться и размять закоченевшие ноги. Здесь, в таинственной чаще белых деревьев, неожиданно красивым пятном выступают электрические огни.
В понедельник из восьми работниц этой группы четыре оказались переведенными на новую работу, а на их
место были поставлены комсомолки, снятые с намазки черной
стрелки. Предварительно с девчатами основательно поговорил в бюро ячейки Гриша Камышов.
Стрелки стремительно бросились вперед и оставили на
месте более двадцати неприятелей.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его
место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. 24 человека
стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим
местам, в то время как роты проходили мимо них.
Рассуждать так — всё равно, что мореплавателю сказать себе, что так как я не могу идти по той линии, которую указывает компас, то я выкину компас или перестану смотреть на него, т. е. отброшу идеал или прикреплю
стрелку компаса к тому
месту, которое будет соответствовать в данную минуту ходу моего судна, т. е. принижу идеал к моей слабости.
Жизнь каждого из тех людей, кого я видел за эти дни, движется по строго определенному кругу, столь же прочному, как коридоры нашей тюрьмы, столь же замкнутому, как циферблат тех часов, что в невинности разума ежеминутно подносят они к глазам своим, не понимая рокового значения вечно движущейся и вечно к своему
месту возвращающейся
стрелки, — и каждый из них чувствует это, но в странном ослеплении уверяет, что он совершенно свободен и движется вперед.